В 1846 года отец принял решение отдать меня в гимназию в Одессе. В июне мы с отцом выехали из Славуты в Одессу.
Ехали мы в собственном удобном экипаже с камердинером Шумлянским – старым и верным нашим слугой. Дорога была долгая и тяжёлая. Она насчитывала более 700 вёрст и шла сначала через урожайные поля Волыни и Подолья, затем на Изяслав, Староконстантинов, Проскуров (современное название Хмельницкий – прим. переводчика), Меджибож, Летичев, Винницу, Немиров, Тульчин, Ольгополь к Балте, а затем уже мы въехали в безбрежные степи, ранее нетронутые плугом, тянущиеся 200 вёрст к самому морю Чёрному. Здесь уже характер края полностью менялся. Один только уездный город Ананьев лежал на дороге, а перед самой уже Одессой – симпатичный городок Севериновка, основанный Северином Потоцким. А дальше – только выжженная пекущим солнцем голая степь, над которой высоко в небе парили орлы. Время от времени на нашем пути в степи встречались выкопанные в степной земле плохонькие мазанки, в которых размещались почтовые станции, а неподалёку от них паслись в степи лошади. Пригоняли их на станцию путешествующие, здесь меняли и мчались дальше по степи с неслыханной скоростью. Естественно, что в те годы о благоустроенных дорогах речи не было, а посему, путешествие по болоту либо же зимой по мёрзлой грязи (так как санный путь редко бывает в данной местности) становилось истинной пыткой. На всём пространстве за Балтой очень редки деревни и даже небольшие поселения. Они укрыты в оврагах, которые здесь называют балками, и обжиты людьми иными, чем у нас; сами себя они с гордостью называют бурлаками. Эти люди не являются крепостными и не принадлежат по переписи помещикам, а являются людьми свободными, поселившимися здесь на добровольных условиях. Народ здешний состоит из подольских русинов, бессарабских волохов, бывших заднепрянских казаков, сбежавшихся сюда из своих родных мест, а также из цыган, и даже греков и крымских татар.
Орловский В. А. «Пейзаж украинской степи»
Агломерация эта не была особенно симпатичной, к тому же это новороссийское население, гордящееся статусом свободных людей, по своим моральным качествам находилось на более низком уровне, чем наш волынский крестьянин.
Сейчас, по прошествии тридцати лет, после всеобщей отмены крепостного права во всей империи, отличия эти почти полностью стёрлись. Пишу сейчас о составе того населении, как о чём-то оставшемся в прошлом.
Главный тракт, ведущий к Одессе, однако не был пустым. Днями и ночами тянулись по нему огромные валки чумаков со скрипящими мажами, с запряжёнными в них волами, с которыми разминаться на дороге было настоящей проблемой. Сегодня, после широкого распространения сети железных дорог, мало кому понятными являются слова: валка, чумак и мажа, так как этот способ транспортировки грузов полностью исчез в степях южной России. Но в то время текущие мёдом и молоком богатые Подолье и Украина, а также и северная надднестрянская Бессарабия, в то время уже находившаяся в состоянии развития сельскохозяйственных культур, должны были каким-то способом (и к тому же обязательно осенью) десятки миллионов корций ежегодно выращенной пшеницы доставить в замерзающие порты Чёрного моря, из которых порт Одессы был самым главным. Подневольный труд или панщину не использовали для такой отдалённой транспортировки. Никакой помещик, заботящийся о благосостоянии своих подданных, никогда бы на такое не согласился, тем более что недавно изданные генерал-губернатором Бибиковым инвентарные правила ограничивали обязанности подданных и решительно этому препятствовали. Дворы не имели в то время такого большого количества собственного тяглового скота. По этим причинам должен был возникнуть среди сельского населения южных губерний определённый класс людей, на постоянной основе занимающихся транспортировкой пшеницы и зарабатывающих этим себе на жизнь.
Юзеф Брандт. «Чумаки на привале перед корчмою». 1865 г.
Трутовский К. А. Рисунок к украинской народной повести «Чумак». 1860 г.
Саврасов А. К. «Привал обоза чумаков в степи». 1867 г.
Были это чумаки, которые на своих мажах, то есть на простых возах с деревянными осями, запряжённых парой огромных сивых длиннорогих украинских волов (способных быстро передвигаться и с лёгкостью преодолевающих в среднем 7 или 8 вёрст в час), нанимались на отдалённую транспортировку грузов. Отвозили они пшеницу в Одессу, погрузив около 10 корций на воз, оттуда шли порожние на лиманы за сушёной рыбой, а также на озёра или крымские солончаки за солью, которую, в свою очередь, развозили в глубинку Подолья и Украины, не доезжая на Волыни дальше чем до городов Староконстантинов и Заслав. Несколько десятков таких возов или маж формировали чумацкую валку. Более богатые чумаки имели в такой валке по несколько возов. На каждые пять возов (то есть на 10 волов) нанимался один чумак-наймит, который должен был выпасать и поить своих волов и смазывать смолой возы, от чего они именно так характерно назывались мажами. Бесконечные вереницы этих возов тянулись по безбрежной степи, а по ночам сбоку от дороги их обозы были освещены огнями костров, на которых чумаки варили в казанах свою еду – в основном пшённую кашу с солониной. Огонь разжигали из степных будылей, так как дров ни за какие деньги негде было достать. Воду возили с собой в деревянных бочонках. Выезжая из дома, чумаки всё своё нижнее бельё пропитывали дёгтем для защиты от насекомых и находились в нём всё путешествие, продолжающееся обычно несколько месяцев. С собой возили привязанного петуха, который будил их перед рассветом после ночлега. Приехав в Одессу и ссыпав пшеницу в купеческий хлебный амбар, чумаки отправлялись на Старый Базар, чтобы за пару польских злотых купить рожков или так называемого святоянского хлеба в качестве гостинца для детей, а позже в обязательном порядке большой толпой шли на красивый городской бульвар посмотреть на море и на памятник герцогу Ришелье, основателю Одессы, которого все называли Дюком. Сколько же раз в Одессе, тоскуя за родными сторонами, я видел громады этих наших просмоленных хлопцев с мешками за плечами и с батогами в руках, глазеющих на синее море и на памятник Дюку. Как же я завидовал их скорому возвращению в наши родные края! Сегодня, когда чумаки уже безвозвратно исчезли, не могу удержаться от желания описать их такими, какими увидел их во время нашего путешествия по степям.